Кара

Тот, кто считает, что после смерти жизнь невозможна, ошибается самым глубоким и непозволительным способом.

Алексей Павлович — пример такого непозволительно ошибавшегося человека. Как ни пытались наставить его на путь истинный Свидетели Иеговы, баптисты, святые отцы католической церкви, мусульмане — бесполезно. Даже митрополита нашей православной церкви, хотя — нужно отдать ему должное — и в довольно мягких выражениях, но всё же послал подальше.

— Не верю! Ни единому слову вашему не верю! Вот Бог сотворит для меня чудо — тогда поверю. А так — дудки.

Ему объясняли, что Бог и так милостив к нему, что своим положением нынешним в обществе он обязан Всевышнему, а он неистовал:

— Никому я ничего не обязан! Пахал бы Бог за меня, а я сидел бы в садике и нюхал цветочки, — тогда был бы обязан. А я сам, своими руками всё это сделал.

Что ж, великие люди тоже иногда говорят глупости.

Алексей Павлович был известным учёным-энциклопедистом. Очень прославился благодаря своим открытиям в области физики элементарных частиц.

А ещё он был философом. Великолепным, ярким философом, книги которого раскупались за считанные часы. Люди зачитывались его исполненными горячего гуманизма произведениями. Он был словно пророк, направляющий читателей на путь добра.

Тем и интересны выдающиеся люди, что они ведут всех остальных по пути наименьшего греха, тогда как сами предпочитают другую дорогу.

Был грешок и у Алексея Павловича. Проповедуя вечную любовь, он так быстро влюблялся и так часто изменял жене, что те, кто об этом знал (надо отметить, что весьма немногие), были просто в шоке.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Жизнь тоже преходяща. Отшвартоваться от этой пристани пришлось и Алексею Павловичу (кстати, он был отнюдь не стар: 62 года или около того). Душа его, как и полагается в подобных случаях, поднялась на небо для определения его заслуг и помещение его на постоянное местожительство в ад или в рай.

Распределяющий открыл личное дело Алексея Павловича и принялся усердно изучать его.

— Так, новые открытия… Новые идеи… — бубнил он. — Восемнадцать тысяч человек, спасшихся благодаря философским установкам. Неплохо, весьма неплохо.

Алексею Павловичу, успевшему свыкнуться с существованием загробной жизни, немного полегчало.

— Значит, мне в рай? — с надеждой спросил он.

— Подожди. Дочитаю дело, тогда и скажу, — недовольно проворчал распределяющий. — В рай, конечно, много идут, но кто его знает, что у вас за случай.

Он читал дело дальше, и вдруг нахмурился.

— Нет, в рай вам не попасть, — решительно заявил он.

— Но…

— У вас положительно статья за прелюбодействие.

— Но, постойте, — запинался Алексей Павлович, — я же сам видел, как человек до меня с такой же статьёй прошёл в рай.

— Так не сравнивайте же его интеллект и ваш. Да он не понимает даже, что такое прелюбодействие. За что же его судить? Другое дело, когда вы, отдавая полностью себе отчёт…

«Вот чёрт меня подери, — думал Алексей Павлович, направляясь в ад. — Был бы серой посредственностью, сидел бы тихо — был бы сейчас в раю. А так старался, сколько делал — для людей же делал… Ничто не ценится».

Ага, вот они, двери в ад. Алексей Павлович узнал их по табличке, прибитой словно наспех, как-то неровно. Табличка гласила: «Оставь Надежду всякий входящий сюда». Надежда почему-то была написана с большой буквы. Сбоку был прибит гвоздик, а под ним выцарапана надпись: «Надежду можно повесить здесь».

Алексей Павлович глубоко вздохнул и открыл дверь. Никаких следов адского пламени. Хотя нет. Чуть справа от него стоял вырезанный из фанеры язык пламени и под ним табличка: «Адский огонь. Трепещите, обречённые!»

Впереди, насколько хватало глаз, было поле, на горизонте сливавшееся с небом, и вдаль уходила дорога.

Он пошёл по дороге. Через некоторое время показался большой щит с надписью: «Вечные муки. 2 км».

Интересно устроен ад. В небе ярко светило солнышко, пел жаворонок, на полях колыхалась зелёная пшеница.

Вот и поселение какое-то. При въезде указатель: «Вечные муки. Добро пожаловать, грешники!» Алексей Павлович пошёл по улице. Богато же живут черти. У каждого свой собственный дом. А где же грешники?

Тут он заметил кого-то в саду близ одного из домов. И чуть не сел.

— Александр Сергеевич, вы ли это?! — воскликнул он.

— А, Алексей Павлович, — заметил его Пушкин. — Проходите, проходите. А мы вас уже давно ждём. Всё боялись, что вас в рай спишут. Ну да всё обошлось. Рассказывайте, что там нового.

Разговор их длился около часа.

— И всё же я не понимаю, — заметил Алексей Павлович, — какой же это ад!

— Ад самый настоящий, — заверил его Пушкин. — А понимать тут нечего. Человек накладывает отпечаток на своё окружение. И каков человек, таков и отпечаток. Анаксимандр рассказывал, что ещё застал те времена, когда здесь было что-то похожее на адский огонь. Но потом пришли Сократ, Платон, Аристотель и многие другие. А когда появился Эйнштейн, все вообще были в полном восторге. Да мало ли нас здесь. И все принесли сюда часть себя. Человек накладывает отпечаток. Видел бы ты, на что стал похож рай.

Александр Сергеевич побледнел, что-то вспомнив. И Алексей Павлович понял, что, пожалуй, был прав в том, что не был серостью при жизни, и благодарил Бога, что Он воздал ему по заслугам на небесах.