Цена души

Когда появился черт, я работал за компьютером.

На дворе наступили сумерки. Из приоткрытого окна веяло майской вечерней свежестью и сладковатыми ароматами цветения. В ветвях огромного каштана заливалась какая-то птичка: её пение казалось особенно мелодичным на фоне безмятежной тишины. Если прислушаться, можно было различить невнятные голоса прохожих и отдаленный шум города, – но я не прислушивался. Мое внимание полностью съедал текст на экране.

Резкий запах серы коснулся носа, проник в лёгкие, вызвал мимолетную тошноту. Мысленно выругавшись, я потянулся закрыть створку. И замер.

У окна воздух был чище. Это значило, что отвратительный запах тянется откуда-то из недр моей квартиры.
Может, с лестничной площадки?

Я обернулся и шагнул прочь от стола. А в следующий момент судорожно обхватил спинку кресла, пытаясь остановиться и сохранить равновесие.

Прямо передо мной, посредине комнаты, стоял он.

– Добрый вечер, – произнес мой посетитель, сопровождая приветствие вежливым кивком.

Света от монитора было достаточно, чтобы рассмотреть тёмный деловой костюм и белую рубашку с темным же галстуком. Мне на ум почему-то сразу пришло сравнение с мелким бизнесменом. Только у незнакомца из тщательно расчесанных волос торчали маленькие рожки, а из-под брюк вместо туфлей выступали лакированные копыта.

– Э… – сказал я.

– У меня к вам небольшой разговор, – пояснил незнакомец. Окинув взглядом комнату, он шагнул ко второму креслу. – Разрешите?

– Присаживайтесь!

Вырвавшийся из моего горла звук был хрипловатым и грубым. Незнакомец, который до этого двигался с чрезмерной осторожностью, как по команде рухнул в кресло.

– Простите, если нарушаю ваш… – забормотал он.

Я попытался взять себя в руки. Хорошо ли орать на гостей, даже если они незваные?

– Вы явились из ада? – спросил я более спокойным тоном. По крайней мере, незнакомец не собирался пожирать меня прямо сейчас. Или тащить в геенну огненную. Он выглядел для этого слишком… цивилизованным.

На мой вопрос посетитель закивал:

– Да, да! Прямо оттуда. И у меня к вам дело.

Я присел на подлокотник кресла, за которое держался.

– Рассказывайте.

Черт смутился.

– Ну, собственно, рассказывать особенно нечего. Я хотел бы, если это вас не очень затруднит, купить душу.

– Мою?

– Да-да, вашу. Если бы речь шла о душе вашего соседа, я бы обратился напрямую к нему. В таком деле – уж простите, я целиком верю в вашу порядочность, но… – никак нельзя полагаться на посредников.

– А… почему именно мою? Почему вы и в самом деле не обратились к соседу?

Черт сделал неопределенный жест кончиком длинного и тонкого хвоста.

– Видите ли, у нас не принято покупать души кого попало. Традиция. Вы же, как человек творческий, нам вполне подходите.

– Творческий… – хмыкнул я и невольно оглянулся на монитор.

Белый, на две трети заполненный лист текстового процессора. Курсор лениво помигивает в конце оборванного предложения. Странные, напыщенные слова… даже не верится, что сам же несколько минут назад выстукивал их на клавиатуре.

– Тогда вы бы лучше обратились к кому-нибудь известному, – предложил я, вернувшись взглядом к собеседнику. – Или, по крайней мере, к кому-нибудь талантливому. Какой вам прок от меня – честолюбивого бездельника, который второй год не может закончить маленькую и весьма посредственную повесть?

Тут меня осенило:

– Или?.. Ну конечно! Теперь понимаю. Вы предлагаете обменять душу на талант и прижизненную славу!

Глаза моего собеседника забегали.

– Гм, ну…

– Говорите! – потребовал я, стараясь придать голосу необходимую твердость.

Черт вовсе сник.

– Видите ли, известные люди склонны оценивать свою душу чересчур дорого. Мы у них больше не покупаем.

– Чего? Разве вы не готовы покупать за любую цену?

– Конечно нет.

Некоторое время тишину в комнате нарушало лишь жужжание компьютера.

– Но что же вы предлагаете? – наконец не выдержал я. – Как насчёт славы?

Мой собеседник покачал головой:

– Увы, нет. Себестоимость славы очень велика.

Он собирался вновь замолчать, но под моим хмурым взглядом продолжил:

– Вы должны понять наши затруднения. Численность населения неумолимо растет, особенно в последние годы. Вам, наверное, известно, что на Земле сейчас проживает больше шести миллиардов человек. Из них девяносто девять процентов попадет к нам, в ад. Представьте, каких затрат стоит одна лишь аренда пространства! А закупка оборудования для организации пыток! А найм дополнительной рабочей силы!

Черт вздохнул. В этот миг я даже захотел пожалеть его, однако спохватился.

– Теперь вы меня вовсе запутали. Если у вас так много проблем с лишними душами, зачем покупать ещё? Разберитесь сперва с теми!

Во взгляде собеседника появилась тоска.

– Это наша обязанность. Ежегодно хотя бы по одной… Эх, да что говорить! Это же искусство! Штучная работа!

Казалось, вот-вот – и мой посетитель разрыдается. Чтобы вернуть его в деловое русло, я спросил:

– Хорошо, что вы предлагаете?

Черт поднял на меня удивленные глаза.

– Конечно деньги! – заявил он, украдкой смахнув слезу. Затем поерзал в кресле и добавил: – Ну, не слишком много. Мы ведь существуем исключительно за счёт дотаций.

Я задумался.

– Скажите… Вы пришли ко мне с таким… предложением. Значит ли это, что я безгрешен и должен попасть в рай?

– О, дьябло мио, конечно нет! Вы почти наверняка отправитесь в ад, как и подавляющее большинство живущих. Все вы грешники, – черт неожиданно хихикнул и потер руки.

Это меня разозлило.

– На вашем месте я бы не веселился. Лишние души означают новые затраты, а вы и так концы с концами не сводите. Сами говорили.

Собеседник снова помрачнел, бросив на меня уничтожающий взгляд, но я продолжил:

– Вообще это ваше нагромождение нелепиц очень трудно понять неискушенному разуму. Зачем покупать товар, который некуда девать? Зачем платить за то, что в конечном счете получишь даром?

Враждебность гостя была лишь мимолетной. После моих слов он промямлил:

– Это искусство. Штучная работа. Вы не понимаете…

– Не понимаю. Вам бы все силы бросить на то, чтобы уменьшить поток грешников, а вы забавляетесь. Дотации разбазариваете. Переливаете из пустого в порожнее. Даже догадываюсь, почему. Дедовские методы. Работаете по старинке, не в силах приспособиться к изменившимся обстоятельствам.

Черт насупился, но слушал. Затем буркнул:

– А что делать? Выхода все равно нет.

– Выход есть всегда! Вы в курсе собственных дел, вам и решать, что куда повернуть. Да вот, к примеру, можно ведь покупать не греховность, а праведность. Заключайте контракт на то, чтобы душа к вам гарантированно не попала. Это, между прочим, тоже штучная работа!

Гость почесал в затылке.

– Не представляю, чтобы за деньги можно было купить праведность. Это по меньшей мере сложно.

– А вы хотели лёгких путей? – я теперь расхаживал перед собеседником. – Думаете, вашим предкам всё досталось за так? Им тоже приходилось бороться с трудностями, налаживать систему. Разве вы в чем-то хуже?

Черт приосанился.

– Тогда вам не понадобились бы дотации! – увлекшись, рассказывал я. – Вы бы честно использовали средства, которые иначе ушли бы на аренду новых площадей и тому подобное.

Вероятно, мои слова задели в госте какую-то струнку. Он просиял и, вскочив, пожал мою руку:

– Да-да! Над этим непременно следует подумать! Любопытная идея!

В следующий миг комната опустела.

Я вернулся к столу. Сел в кресло, глядя на летящие по экрану точки.

Потом накатило чувство нереальности произошедшего.

Это я в самом деле разговаривал с чертом? Или успел задремать за работой? Мало ли, какая чушь в голову залезет, когда увлечешься…

Потянувшись через стол, я высунулся в окно и сделал несколько глубоких вдохов. Прикрыл створку.

Нет, серой все-таки воняет!

Позже я обнаружил ещё одно подтверждение необычному визиту. На полу возле кресла, в котором сидел гость, покоился лист бумаги.

Это был оформленный по всем правилам бланк купли-продажи души. Кто-то уже вывел красивым почерком мое имя и дату; поле «для подписи» манило своей пустотой. Я пробежал документ глазами и хмыкнул. Потом фыркнул. Потом захихикал. Потом с возмущением отбросил лист прочь.

В разделе «Цена» стояло: «$2.05 по местному курсу. Эквивалент в золоте или серебре не предусмотрен».

Продать душу за 2 у.е.? Да разве кто-нибудь на такое согласится? У них там, в аду, все точно спятили!

Договор я после недолгих размышлений предал огню. Ну, уникальный образчик с гербовыми адскими печатями и золотым тиснением. А что с ним делать? Кому-нибудь покажу – не поверят. На память? Такое не забывается. Да и хранить опасно: ну-ка, переберу лишнего и решу покуражиться, подписать дурацкую бумагу?

Правда, черт говорил, что это особого значения не имеет.

Я верю в праведность судьбы…

Я верю в праведность судьбы,
Мой добрый ангел – за спиной,
Он сохранит нас от беды
И облегчит наш путь земной.
Он не позволит мне упасть,
Когда останется чуть-чуть:
Его невидимая власть
Способна силы мне вернуть.
Но жаль, мой ангел – или бог? –
Не всемогущ, хоть и всеблаг:
В хитросплетении дорог
Он не подскажет верный шаг.

Когда-нибудь ты потеряешь всё…

Когда-нибудь ты потеряешь все
И, оглянувшись перед пустотою,
Пробормотавши скорбно: «Не мое!» –
Расстанешься с последнею мечтою.
Скажи, что ощутишь ты в этот миг –
Один среди всего-всего чужого?
Сумеешь ли сдержать безумный крик?
Попробуешь ли все построить снова?
А может, ясность взора обретя
И прах вещей стряхнув с пустых ладоней,
Ты наконец увидишь сам себя,
Рассмотришь, что важнее и весомей? –
Молчи! Я слышу фальшь в твоих словах,
Ты кое-что забыл в своем ответе:
Когда все, чем ты жил, сотлеет в прах,
Останешься ли ты на этом свете?

Осколки

Церквушка опустела, и лишь один человек по-прежнему оставался сидеть на длинной деревянной скамье. Казалось, он вовсе не замечал происходящего вокруг – может, даже не осознавал, что служба уже закончилась. Такое иногда случалось с молящимися, и священник некоторое время терпеливо ждал, делая вид, будто приводит в порядок мелочи. Но минуты текли, а прихожанин не двигался. Его задумчивость стала навевать тревогу.

Наконец, решительно отказавшись от мысли потянуть время еще немного, священник зашагал к сидящему.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – спросил он с вежливым участием в голосе.

– Что? – прихожанин непонимающе уставился на него, затем, несколько раз моргнув, взглянул по сторонам. Пустой полутемный зал говорил сам за себя, так что когда сероватые выцветшие глаза вернулись к священнику, в них уже было понимание. – Простите, – пробормотал незнакомец, – я не хотел вас задерживать. Не хотел… Случайно вышло. Простите.

Он встал с явным намерением немедленно удалиться.

– Я не тороплюсь, – мягко заметил священник. – Это место, – он обвел руками зал, – где мирские суеты отходят на второй план. Здесь мы можем успокоиться, подумать, прислушаться к голосу своего сердца. И тогда, быть может, мы услышим Его голос.

Непонятно, что остановило незнакомца – приятно-успокаивающая манера священника говорить, или же смысл сказанного. Тень давешней задумчивости на миг вновь преобразила черты, углубив морщины на лбу и придав глазам отсутствующее выражение.

Морщины, подумал священник. Они многое говорят о нас. Печать прожитой жизни. Они делают лицо человека, который часто дарил другим свою улыбку, приветливым, а лицо неудачника – угрюмым… Он мало улыбался.

– Вы… вы в чем-то правы, – тихо произнес незнакомец. Его взгляд теперь блуждал по залу, не останавливаясь на собеседнике. В приглушенном свете даже скромные достоинства церквушки – несколько образов, написанных со вкусом, золоченые рамы, лепная отделка под куполом, – были едва различимы, однако прихожанин, кажется, и не стремился что-нибудь увидеть. Он просто избегал… или не мог смотреть прямо.

Странная привычка.

А может, этот мечущийся взгляд выдает внутренние терзания, вдруг подумалось священнику. Может, именно сейчас человек передо мною нуждается в какой-то моральной помощи, поддержке? Много ли нам надо… смерть близкого – и мы уже выбиты из колеи. Знать бы…

Он остро почувствовал отсутствие опыта. В свои двадцать восемь парню уже приходилось сглаживать всевозможные семейные конфликты, венчать и отпевать, принимать исповеди, вести службы в собственном приходе, – но он по-прежнему не считал себя достойным своей должности. И по-прежнему робел перед людьми намного старше себя.

– Я зашёл сюда впервые, – тем временем продолжал незнакомец. – Наверное, случайно, но…

Пожав плечами, он не договорил.

– В нашей жизни едва ли найдется место для случайности, – проговорил священник, желая хоть чем-нибудь заполнить паузу.

– Да, наверное, – согласился незнакомец.

И снова – навязчивая, неуютная тишина.

«Так дело не пойдет, нужно собраться», – подумал священник, тайком изучая собеседника. Невысокого роста, худой, в возрасте где-то за пятьдесят, тот производил странное впечатление. С одной стороны, в нём как будто проступали черты некоего чиновника, или типичного «маленького человека». С другой… Маленькие, замотанные чиновники так не одеваются – дорого, и в то же время скромно, неброско. Если бы не бегающий взгляд…

– Раньше я считал себя атеистом, – незнакомец криво улыбнулся, – но теперь, видите… Впрочем, я все-таки пойду.

И он действительно направился к выходу.

– Простите, – окликнул его священник после секундного колебания.

– Да? – незнакомец застыл, не поворачиваясь.

– Вы идете в город пешком?

– Да. А как вы узнали?

Священник улыбнулся:

– Очень просто: на стоянке не осталось автомобилей. Там автоматически выключается свет, и тогда снаружи становится темнее.

– Хм, верно, – голос незнакомца звучал приглушенно. – Я как-то не заметил… Значит, и вы…

– Пришел на своих, – подтвердил парень. – Я не пользуюсь автомобилем. Так что, если не возражаете, составлю вам компанию.

Пауза. Молодой священник, пытаясь освободиться от чувства неловкости, переступил с ноги на ногу. Может, предложение было нежелательным, и сейчас незнакомец ищет повод для отказа?

– Если… – собравшись дать задний ход, начал парень, но, словно прочитав его мысли, прихожанин сказал:

– Нет, почему же… Пойдемте.

Вечер встретил их холодной свежестью, нечастой для этих широт. Прихожанин ссутулился и плотнее запахнул длиннополый плащ.

– Зима… – буркнул он, чуть повернувшись к собеседнику. – Не торопится уходить…

Странно, но в этом обычном замечании о погоде парню послышалась такая тоска, что он поперхнулся приготовленными словами. Поёжился: церемониальная ряса толком не защищала от дующего с океана ветра. Снова взглянул на человека, которому навязался в попутчики. На человека, которому, возможно, нужна помощь.

Или вера.

Иначе зачем бы он приходил в церковь?

– Уйдёт, – сказал священник в продолжение разговора, заставив наконец свой голос звучать мягко и убеждённо. И, незаметно меняя тему, добавил: – В нашем мире ничто не длится вечно.

Незнакомец криво усмехнулся:

– Это справедливо и по отношению к самой жизни. Вопрос лишь в том, что закончится быстрее.

– На всё есть Его воля, – смиренно произнес священник, подняв глаза к небу.

Неожиданный порыв ветра частично заглушил сказанное, и парень был отчасти рад этому. Правильные слова казались сейчас не совсем уместными. Словно, вместо того, чтобы подумать, он воспользовался готовой формулой, наугад вытащив ее из мешка вечных истин.

Молодой священник не любил отговорок, особенно из собственных уст.

Они свернули на виляющую аллейку, освещенную неярким светом желтоватых шаров-фонарей. Церковь располагалась чуть в стороне от городского центра: ближайший путь к основным средствам сообщения лежал через парк.

– Может быть… – наконец сказал прихожанин, глядя себе под ноги. – Знаете, я никогда всерьёз не воспринимал существование Бога. Для меня это слишком абстрактная идея.

– Идея, – повторил священник. – Люди так часто говорят. Идея, Высший Разум. Но осмыслить существование Бога невозможно – это задача из ряда «объять необъятное».

– Почему же?

Пожав плечами, парень ответил:

– Ни один, даже самый мощный компьютер, не сосчитает от нуля до бесконечности. Ни один ум не готов принять в себя всё величие Бога. Однако…

– Простите, – вмешался незнакомец, перебивая. – Этот довод мне однажды приводили. Но для того, чтобы верить, к примеру, в ваше существование, мне не нужно знать всё, что знаете вы. Ваш внутренний мир – это ведь тоже своего рода бесконечность.

– Бог проявляет себя повсюду, – спокойно продолжил парень, когда его собеседник замолчал – очевидно, затруднившись в подборе аргументов. – Человек видит другого человека и признает его существование, потому что это соразмерно уму. Но, видя повсюду перед собой проявления Бога, мы не в состоянии связать их воедино в собственном сознании. Бог перед нами, но мы Его не видим. Помните попавшего в страну великанов Гулливера?

– Это что-то из старой литературы?.. – неуверенно пробормотал незнакомец. И, предупреждая пояснения, добавил: – Хорошо, я в любом случае уловил вашу мысль.

Некоторое время они шли молча. Порывы ветра иногда заставляли ветви деревьев протяжно стонать, а спутников – кутаться в одежды. Затем парень заметил, что глаза незнакомца теперь обращены к небу.

Над головой слабо светился Млечный Путь.

Не опуская взгляда, прихожанин сказал:

– Если честно, сейчас меня уже не слишком интересуют аргументы. Глупо было бы прожить жизнь, а потом, в самом конце, менять веру.

– Были люди, которые уверовали в преклонном возрасте, – заметил священник, постаравшись тоном сгладить эффект возражения.

– Наверное, для этого должно было произойти что-то очень необычное.

Парень кивнул, как бы соглашаясь:

– Иногда Бог, в милости своей, посылает нам чудеса.

Незнакомец не ответил. Вместо этого он после небольшой паузы неожиданно заявил:

– Знаете, к какому выводу я пришёл? То, что человек делает для себя, движимый желанием, страстью, – имеет гораздо меньше шансов на успех, чем то, что он делает для других. В этом даже есть что-то мистическое. И если воля Бога где-нибудь вообще проявляется, то, скорее всего, именно здесь.

– Помогать ближнему… – начал было священник.

– … одно из основных правил, данных нам свыше, – подхватил незнакомец. Он уже не запинался, как в начале разговора, не смолкал, подбирая слова. Теперь его речь текла совершенно свободно. – Вы можете подумать, что я всё-таки нашёл для себя то самое доказательство, которое нужно каждому, чтобы поверить. Но я по-прежнему не знаю. Понимаете, это было бы слишком большим искушением: после всех разочарований жизни поверить в высший смысл. Сказать себе, что всё было не зря. Убедить себя. Это очень похоже на самообман ради собственного спокойствия. Поверить, что ты чего-то стоил. Что ты – не ничтожество, сорняком проболтавшееся в этом мире.

Он замолчал, но едва священник собрался говорить, продолжил:

– Я любил одну женщину – она была неумна и некрасива. Слеп в любви, я был готов отдать ей всё. Но она ушла. Я любил другую женщину – симпатичную и остроумную. Однако мне так и не удалось добиться взаимности. Потом я встретил свою третью – и последнюю – любовь, – тон незнакомца неуловимо смягчился. – Она была красива, словно богиня из древних легенд. Её уму могли бы позавидовать многие. Она любила меня тоже – искренне и беззаветно. Поверьте, к тому времени я уже научился видеть искренность… и ценить. Между нами всё было хорошо.

Холодный ветер резко взвыл, но тут же стих. Незнакомец снова смотрел в небо.

– Наверное, слишком хорошо. Через несколько месяцев она погибла на моих глазах. Я пытался спасти её, пытался изо всех сил. Мне удалось сделать то, что считалось невозможным. Но тщетно. Единственное, что я смог, – вытащить с того света человека, которого почти ненавидел. Его-то жизнь была мне глубоко безразлична. Однако он живет, а моя любимая – нет.

– Это произошло недавно? – спросил священник, чувствуя необходимость что-нибудь сказать.

– Два десятка лет назад, – ровно ответил незнакомец. – Давно? Знаете, именно тогда я был ближе всего к истинной вере. Те события… они перевернули мой мир с ног на голову. Наверное, тогда я почти сошел с ума.

Он хмыкнул и пожал плечами:

– Вы не находите, что это как-то связано: поверить и сойти с ума?.. Простите, я не хотел оскорблять ваши чувства.

– Вы не сказали ничего оскорбительного, – тихо произнес священник.

Его попутчик вздохнул.

– Я почти жалею о том, что сделал после. Я… решил, что этот мир просто так устроен. К одним судьба всегда повернута лицом, к другим – спиной. Одни летают на крыльях успеха, а другие тянутся от беды к беде. Бог посылает свои испытания не всем и не всегда, у Него есть свои любимчики, которым всегда должно везти. И свои «мальчики для битья», на которых сваливаются все несчастья. Независимо от того, что они делают – просто… для контраста, что ли.

Воспользовавшись паузой, священник поинтересовался:

– А сейчас вы тоже так думаете?

Незнакомец странно усмехнулся.

– И да, и нет, – ответил он с оттенком нерешительности в голосе. – Трудно отрицать, что одним в этой жизни везет больше, чем другим. Но, наверное, глупо приписывать всю вину какой-то высшей силе. Если покопать, для успехов или неудач всегда находятся вполне мирские причины.

Он помолчал, как будто ожидая следующего вопроса, а затем вернулся к оставленной мысли:

– Но тогда… тогда я был молод, и в моих руках было куда больше силы… куда больше, чем вы можете себе представить. Почти поверив в Бога, я решил бросить Ему вызов. Или, если не Ему, то хотя бы жалко устроенному мирозданию – есть ли в том разница?.. Напомнить о справедливости.

Далеко впереди показался выход из парка. Там сияла неоновыми огнями набережная. Запах океана, казалось, еще больше усилился.

– К тому времени, – задумчиво продолжал незнакомец, – прошлые обиды успели почти забыться. Мне не было дела до жизней своих старых недругов. Однако я взял на себя обязательство…

Он говорил спокойно, но священник вдруг почувствовал близость некой страшной тайны и, с трудом выталкивая слова через мгновенно пересохшее горло, спросил:

– Что… вы сделали с этими людьми?

Впервые за долгое время взгляды собеседников встретились. Парень вздрогнул: черты лица незнакомца сейчас казались резкими, заостренными, глаза – почти не видны в тени глубоких впадин. «Словно покойник, – пришла незваная мысль. – Или сама смерть».

– Я вынес им приговор, – прозвучало в ответ. – И привел его в исполнение.

Его глаза в который раз обратились к звездам.

– Сейчас вы думаете о моей душе, – произнес он утвердительным тоном. – О спасении. Но я далек от раскаяния. Наверное, уже попросту поздно. Всё, что было во мне живого, выгорело там, в Пещере Снов, на Дикатане. Для меня многое больше не имеет значения.

Священник споткнулся и, к своему стыду, понял, что теперь старается держаться от незнакомца подальше. Он слышал о Дикатане.

Выходит, он навязался в попутчики к опасному преступнику? Которого неизвестно что занесло сюда, на край света, за сотни парсеков от ближайшего мира Федерации? Может, теперь этот… убийца скрывается от очередного преследования? Или…

«На всё есть воля Господня, – мысленно проговорил парень, стараясь успокоить хаос мыслей. – Я не знаю причин, которые подвигли этого человека на преступление, но сейчас он не выглядит опасным. – Он мельком глянул на собеседника и добавил, словно пытаясь переубедить самого себя: – Не выглядит».

До выхода на набережную, где сейчас вовсю кипела жизнь, оставалось совсем чуть-чуть.

Незнакомец оставил без внимания изменившуюся походку спутника, продолжая так же тихо, как прежде:

– Я сказал, что почти жалею о сделанном, и это правда. Два десятка лет назад моя жизнь казалась разбитой на куски. Но сейчас, совсем недавно, я стал думать по-другому.

Справившись с нахлынувшим страхом, священник всё же продолжал следить за приближением огней набережной. Ещё сотня шагов…

– Мне пришло письмо, – сказал незнакомец. – Помните, я говорил, что спас человека? Он разыскал меня, хотя это было совсем не просто. Написал, что работает в киностудии, мастером по освещению. Прислал фотографии жены и детей. И, знаете, мне почему-то стало хорошо, словно о старом друге услышал. А у меня и друзей-то не было… А потом… как-то во сне я увидел её. Раньше она мне часто снилась, и вот теперь снова. Но сон был удивительный – яркий, с множеством подробностей, немного странный. И почему-то у меня осталось впечатление, будто это не просто мои старые воспоминания, а мы с ней действительно встречались.

Он говорил торопливо, словно хотел поведать самое главное до того, как парень выразит желание расстаться. Но священник уже и сам заинтересовался, опять почувствовав тайну.

– В её словах кое-что показалось мне… непонятным, но, в отличие от остальных снов, я отчетливо помню каждую мелочь. И это меня убеждает больше всего.

Спутники прошли под аркой и остановились на бетонном тротуаре набережной. Почти рядом звучала музыка и толпились люди: плавучий ресторанчик был сегодня переполнен, несмотря на качку. В волнах отражался свет маяка, вынесенного на самый край далекого пирса.

– А теперь самое главное, – неожиданно заявил незнакомец, словно только что принял некое важное решение. – Я должен отдать в хорошие руки одну вещь.

Священник удивленно поднял брови.

– Вот она, – незнакомец извлек из-за пазухи коробочку, похожую на портсигар, и аккуратно открыл.

На клочке мягкой ткани покоилась маленькая зеленая капелька.

– Что это? – парень не смог полностью избавиться от подозрительности в голосе.

– Если хотите, можете назвать его моим талисманом, – задумчиво сообщил его спутник. – Он был со мной все эти годы. Оберегал от неприятностей… наверное. Но сейчас мне нужно его отдать. Иначе… будет искушение… Возьмите.

Ничего не понимая, священник тем не менее автоматически подставил ладонь. Капелька легла в самую её середину. Какой-то зеленый камушек, почти прозрачный. Наверное, дорогой, подумал парень. Впрочем, в драгоценностях он не разбирался.

– Но я не могу…

– Вы мне не доверяете, – спокойно констатировал незнакомец. – Что ж, это легко понять. Тем не менее, возьмите. Наша встреча могла быть неслучайной.

От камушка веяло теплом. Неожиданно всякая подозрительность исчезла, уступив место удивлению. «Чего я мог бояться? – спросил себя парень, по-новому рассматривая собеседника. – Он не подразумевает ничего плохого».

Сейчас это казалось очевидным.

– Прощайте, – сказал незнакомец, а затем повернулся и зашагал прочь.

Священник рассматривал капельку. Потом вдруг понял, что в левой руке сжимает ту самую коробочку-портсигар. Словно выныривая из транса, огляделся.

Незнакомец уже садился в автобус.

– Эй! – крикнул парень, однако поздно. Двери закрылись, и автобус, быстро набрав скорость, скрылся за поворотом.

Повертев в руках оставленную вещь, священник решился наконец открыть ее.

Это не было портсигаром, но для чего предназначалась коробочка, парень так и не смог разгадать. Зато под мягкой тканью, служившей подстилкой для капельки, обнаружилась надпись. Приглядевшись, в свете уличного фонаря парень прочитал:

«Эдварду Лау за отличную учебу от офицерского состава. Академия имени Кристофа Бернского».

– Офицерского состава… – пробормотал священник. – Академия…

Он вдруг понял, что коробочка была оставлена нарочно. Равно как и то, что разговаривал он с её настоящим владельцем. «Он хотел, чтобы где-нибудь его имя вспомнили добрым словом. Словно прощался. Почему? – не понять. Что ж, я помолюсь за тебя».

Капелька в правой ладони парня до сих пор сохранила тепло, несмотря на дующий с океана ветер. Возвращая её в коробочку, священник невольно вздрогнул. На миг ему показалось, будто зеленый камень засветился сам по себе.

Но это могло быть просто игрой теней.

Возвращение чудес

Не бойся выйти за пределы,
Не бойся заглянуть за грань,
И коль жить сидя надоело,
То не ворчи, а просто встань.
Взгляни: ведь ты закрыт в темнице
Предубеждений и вранья,
Ты мог бы чайкой в небо взвиться…
Но было сказано: нельзя! –

И ты прощаешься со сказкой,
Ты знаешь: так не может быть,
Мир не покрасить светлой краской,
А океан – не переплыть… –

Отбрось! Освободись из плена,
Стань снова чистым, как роса,
Разрушь обыденности стены…
И в мир вернутся чудеса.